В традиционном тувинском обществе воспитанием детей занимались не только на основе жизненного опыта, но и духовных знаний. Особой проблемы, связанной с воспитанием детей не существовало, поскольку кочевой образ жизни, требующий мобильности и собранности в быту, не позволял в целом человеку быть ленивым. Проблемы же в воспитании возникают, как известно, при отсутствии занятости ребенка. Жизнь кочевника была полна ежедневных хлопот, к отдельным видам работ детей приучали уже с малых лет, постепенно втягивая их в полный рабочий цикл.
В целом же воспитание детей было частью поведенческого этикета тувинцев, основывавшегося в основном на традиционном мировоззрении об окружающем пространстве, которое делилось на три взаимосвязанных и взаимозависимых друг от друга мира: Верхний, Средний и Нижний. Каждый из них был населен существами различного порядка, включая божеств, людей, животных, духов, существ ада и пр. Тесная связь жизни тувинца с окружающим миром объяснялась тем, что кочевой образ жизни был непосредственным образом связан с природной средой. Гармоничное сосуществование с природой наложило отпечаток на материальную и духовную культуру, в том числе и на поведение тувинцев, которое не должно было нарушать естества окружающего мира.
Человек являлся одним из существ Среднего мира, однако, в отличие от других его обитателей, наделенный разумом. По причине того, что человек являлся существом разумным, в отличие, например, от животных, на него накладывались определенные обязательства, заключавшиеся в том, что он должен был нести ответственность за гармоничное существование всех трех миров. Прежде всего, это заключалось в почтительном отношении человека к божественным силам, которое должно было проявляться в двух аспектах: во-первых, в поведении человека в быту (главным образом, смирении), во-вторых, в оказании им почестей – подношений различного порядка. Это мировоззрение лежало и в основе воспитания детей у тувинцев. Другой стороной воспитания детей была социализация ребенка: научить его соответственно ощущать и вести себя в обществе людей. Именно по этой причине воспитание у тувинцев понималось как кижизидилге, буквально – «очеловеченивание».
Воспитание детей шло ненавязчиво, а мировоззренческие взгляды вносились в сознание детей естественным образом – через легкие напутствия, пословицы, поговорки, сказки и т.д. Следует сказать, что в них заключалось глубоко философское содержание, основанное на жизненном опыте многих поколений людей. Основными воспитателями, естественно, являлись родители, однако, поскольку тувинская семья была в основном патриархальной, т.е. молодое и среднее поколение проживало вместе со старыми людьми, в воспитании детей немалую, а возможно, и главную роль играли именно они. К советам, да и просто к разговорам взрослых членов семьи всегда прислушивались. Однако роль матери и отца не умалялась, более того, ответственность за воспитание детей лежала именно на них. Так, по неписаным правилам, воспитание девочки было обязанностью матери, сына – отца. За оплошность в воспитании детей ответственность несли родители, а не бабушка или дедушка. Нерадивую дочь сравнивали с матерью, сына – с отцом, имея в виду то, что именно они не дали должного воспитания своему ребенку, хотя, впрочем, осуждению подвергались не только родители, но и вся семья, и даже род. С другой стороны, примерных и воспитанных детей также сравнивали с родными людьми. По этой причине, с малых лет тувинцы старались научить своих детей заботиться не только о своей репутации, но и чести своей семьи: Ады өлүрүнүң орнунга, боду өлгени дээре – «Лучше самому умереть, чем имени [чести] умереть» или Ады өлүрүнүң орнунга аъды өлгени дээре – «Лучше коню погибнуть, чем имени [хозяина] умереть [опозориться]».
Как было сказано, поведенческий этикет тувинцев основывался на мировоззрении, в основе которого лежали представления о трехмерности окружающего мира и ответственности человека за его гармоничное существование. Прежде всего, человек не должен был забывать о том, что есть высшие силы – Небо и его божественные обитатели. Именно Небо ниспосылало человеку ту или иную благодать, вплоть до природных явлений, например, дождя, необходимого для хорошего травостоя, следовательно, корма для скота, что обеспечивало людей пищей, т.е. познания духовного плана сочетались с практической стороной жизни. Чтобы жизнь была сытной и благополучной, тувинцы и обращались к силам высшего порядка. Однако Небо не только дарило благодать. При совершении неблаговидных поступков оно могло и наказать.
В Среднем мире, где обитал сам человек, также существовали силы, которые были выше и сильнее его – хозяева гор, тайги, местности, воды и т.д. От них, возможно, в еще большей мере зависела жизнь тувинца, поскольку они всегда были рядом с человеком, наблюдали и видели его действия. Кроме того, на земле обитали различные духи, всегда пытавшиеся навредить человеку, поэтому он не должен был совершить той или иной оплошности в поведении, а всегда быть «начеку». Поскольку духов привлекали не только негативные действия человека, но и негармоничные звуки, такие, как плач, крики, ругань и пр., особенно в сумеречное время суток, воспитание у тувинцев во многих случаях, основывалось на запретах (запреты вообще являлись основой этикета всех народов мира). Чтобы не привлекать их внимания, тувинцы старались не допускать резких звуков, например, плача в вечернее время суток, поэтому заплакавшего даже грудного ребенка старались быстро успокоить, а с двух-трехлетних детей уже строго требовали перестать плакать. Иногда при этом использовали устрашающий мотив, однако старые люди считали это плохим методом, могущим повлиять на психику ребенка. Таким образом, уже с малых лет тувинские дети знали, что есть запреты, которые они не должны нарушать.
Помимо прямых запретов, тувинцы предостерегали или упреждали детей от негативных действий – ынчап болбас – «так нельзя» или прямое – хоржок – «нельзя». Это касалось любого отрицательного действия или слова. Детям прививали понятие, что плохие мысли и действия будут иметь соответствующие последствия, поэтому очень распространенными пословицами у тувинцев были, например, следующие: Бак сагыш башка халдаар – «Дурные мысли на голову [свою] падут» или «Артык сеткил ара дүжер» – «Лишние [вредные относительно других людей] мысли на полпути остановятся» и т.д. В этих очень емких формулировках звучало предостережение не только от дурных поступков, но и мыслей. Для ребенка, слушающего подобные поговорки не один раз, это запечатлевалось в памяти и становилось своего рода установкой в мышлении.
Своеобразным запретом было также в глаза хвалить или ласкать детей. Несмотря на то, что родители, естественно, любили своих детей, ласку, к примеру, внешне особо не показывали. Сдержанность чувств, особенно отец, проявлял по отношению к сыновьям. Для сына было достаточно того, чтобы отец погладил его по голове. Тувинцы справедливо полагали, что, хваля детей в глаза, особенно перед посторонними людьми, можно взрастить в них чувство заносчивости и самодовольства.
Другой линией воспитания у тувинцев являлось привитие детям простоты в общении, еде и одежде. Так, предостерегая детей от заносчивости, их не одевали нарядно. Младшие дети, например, всегда донашивали одежду старших братьев и сестер, и это касалось членов даже богатых семей. Простая пища была «лекарством» от чванливости. По словам наших информантов, лучшую пищу, например, молочную пенку, жирное мясо и пр. ели взрослые люди, детям доставались более «скромные» куски. При забое скота, к примеру, им доставались легкие или почки животного. В бедных семьях чай с молоком также употребляли только взрослые члены семьи. Такими способами тувинцы воспитывали в детях не только скромность и нетребовательность в быту, но и прививали в них такие качества, как забота о других, альтруистичность и т.д.
Помимо таких практических методов, тувинцы прививали своим детям познавательные и духовные знания, заложенные в фольклоре – сказках, мифах, легендах, героическом эпосе. Для слушания последнего, например, приглашали знатока эпоса. Тувинский эпос нес большую информацию для детей, открывая незнакомый для них мир. Кроме того, во всех жанрах фольклора так или иначе отражались как человеческие достоинства, так и пороки, поэтому они играли также большую воспитательную роль: дети узнавали, какие поступки человека хороши, а какие плохи, кому стоит подражать, а кому нет…
Постепенно детей учили также этике поведения в жилище, за его пределами, на природе, с людьми разного возраста и статуса, а также приучали к труду. Для маленьких детей этикет начинался с обучения их правильно вести себя в юрте. В своем жилище ребенок в принципе, мог находиться в любой ее части, однако чаще всего находился на материнской, т.е. на правой от входа стороне юрты или ее почетной части – дөр – противоположной от двери. Зайдя же в чужую юрту, он должен был пройти в левую часть от входа. В случае если к ним приходили гости, дети, особенно те, кто уже понимал речь, должны были покинуть юрту. У тувинцев детям не принято было слушать разговор взрослых людей: Улуг улус чугаазы дыңнавас – «Нельзя слушать [подслушивать] разговор взрослых». Это правило прививали им не только родители, но и старшие братья и сестры, которые покидали юрту при гостях. Особенно это соблюдалось при редких или высоких гостях. Присутствие детей при разговоре взрослых людей считалось дурным тоном, поэтому семью, в которой это правило нарушалось, осуждали.
Находясь в юрте, дети не могли также проходить перед старшими людьми, а в случае необходимости, должны были обойти их сзади. Указанные два запрета являлись одними из первых уроков не только уважительного отношения к старшим людям, но и учили детей строить правильные отношения с людьми разного возраста и социального ранга. Умение уважать людей старше себя было одной из основ тувинского этикета. Смысл тувинской поговорки – Кежээниң мурнунда – хүндү – «Уважение [других] – прежде усердия», означало, что трудолюбие, хотя и являлось одним из хороших качеств человека, но уважение других людей, прежде всего, старше себя, ценнее. Под этим понималось то, что усердие, несмотря на его благие качества, приносит пользу только самому человеку, а уважение, и таким образом, доброе отношение к другим, взращивание в себе хороших человеческих качеств – важнее практических. Кроме того, это было одним из инструментов сохранения нравственных устоев в тувинском обществе.
Что касается поведения детей в юрте, то оно, в целом, основывалось на запретах. Так, с малых лет дети должны были знать, что в юрте есть три места, рядом с которыми надо вести себя осторожно. Первое – это почетная часть юрты, противоположная от двери – дөр. Там, на специальных комодах находился буддийский алтарь, возле которого нельзя было шуметь, дотрагиваться до него и т.д. Кроме того, это было место отца и дорогих гостей, хотя, следует сказать, что в большинстве случаев, как было выше сказано, дети семьи в обыденное время находились именно в этой части юрты, однако они не должны были забывать, где находятся. Второе сакральное место – домашний очаг. Огонь для тувинцев коротко определялся так: От-чаякчы – «огонь-создатель». От этого ёмкого определения и зависело отношение к домашнему очагу. Считалось, что у домашнего очага есть хозяин, которого надо было угощать, что делала каждая хозяйка юрты – при каждом приготовлении еды, первые куски она сначала клала в огонь, при этом приговаривая наподобие: Одумга кагдым – «кладу в огонь». У детей, ежедневно наблюдавших данный ритуал, это закреплялось в сознании, тем более что нередко давались объяснения, почему так нужно делать. В огонь нельзя было бросать мусор, потому что это могло разгневать хозяина очага, убиралось также место вокруг него. Следует сказать, что у тувинцев существовал специальный обряд поклонения домашнему очагу, поэтому тувинские дети с малых лет начинали уважать не просто домашний очаг, но и огонь в целом. В почитании огня имелся также и устрашающий, но вместе с тем, справедливый оттенок: Өлден артар, өрттен артпас – «От воды [можно] спастись, от огня – нет». Третье место, которого дети должны были остерегаться – порог. Полагалось, что под ним обитает некое существо, от которого зависит благополучие семьи. При неправильном обращении с ним, например, если споткнуться или сесть на него, он может рассердиться и вызвать неприятности в семье. По той же причине, нельзя было держаться за верхний косяк двери и тем более раскачиваться на нем.
К труду детей начинали приучать рано – с четырех-пяти лет. Жизнь кочевника не позволяла сидеть сложа руки – она была полна ежедневных хлопот и забот, причем день у тувинцев начинался до восхода солнца – надо было подоить скот, выгнать его на пастбище и т.д. Отношение к труду выражалось, например, в следующих выражениях: Кылыр иштиң деги херек – «В работе спора (расторопность) нужна» или: Холу шимчээр – хырны тодар – «Руки двигаются – желудок [будет] полон». В этих выражениях отражена расторопность, не леность при выполнении ежедневных хозяйственных работ. Детей они учили собранности при исполнении любой работы.
Лень в тувинском (как, впрочем, и в любом другом) обществе порицалась, о чем свидетельствуют следующие, к примеру, поговорки: Олутта олча чок, чыдында чыргал чок – «При сидении [ничегонеделании] – добычи не будет, при лежании – покоя не будет» или: Оттулбаска хайынмас, олурарга – бүтпес – «Не зажечь – не сварится, при ничегонеделании – не сделается» или: Шапты бижек эътке дыынмас, чалгаа кижи ишке дыынмас – «Тупому ножу мясо не под силу, ленивому – работа».
В ходе такого обучения, ненавязчиво прививались и хорошие человеческие качества, и таким образом, шла социализация ребенка – умение ощущать и вести себя в обществе людей, знать, какие человеческие качества среди них ценятся, а какие нет. Это шло, например, путем разговоров о положительных и отрицательных сторонах человеческого характера, рассказах чьих-либо добрых и недобрых поступках, т.е. на конкретных жизненных примерах и сопровождалось, например, устойчивыми выражениями, запоминавшимися детьми. Одним из отрицательных качеств человека считалось необузданность характера. Такой человек в целом тувинцами характеризовался, как тенек кижи – «дурной человек». В этой характеристике заключались многие отрицательные качества, такие как чванливость, хвастливость, болтливость, нескромность, грубость и т.д. Про эти качества было множество пословиц, к примеру: Тенектиң сөзү анчыг, теректиң бүрүзү ажыг – «Слова дурного – колки, листья тополя – горьки» или Адыыргактың аксы байбаң, аскымчаның аксы чарык – «У чванливого язык боек, у скакуна – пасть рваная [от узды]» и т.д. Следует сказать, что термин тенек имел и узкое значение, например, относительно поведения расшалившихся детей. В последнем случае использование слов тенек болбас – «нельзя быть дурным», означало не баловаться, а для детей подросткового возраста предостережением не быть дурным человеком. Вместо тенек кижи, человек должен был быть мөзүлүг кижи – «нравственным человеком».
Нравственность, прежде всего, заключалась в уважительном отношении к другим, что зависело, в свою очередь, от скромности ума [души] человека: Сеткилдиң бичези херек, эртемниң улуу херек – «Меньше – спеси [ума], больше – учености [знаний] надо». Данное выражение обозначало, что нравственность являлась не просто пассивным (ровным) состоянием человека, а приложением усилий, стремлением выработать в себе хорошие качества.
Детей остерегали также от человеческих пороков, таких как, например, лицемерие или подобострастие. Относительно названных недостатков также существовали пословицы и поговорки. К примеру: Чашпаа кижиниң сөзү хөй, чалгаа кижиниң чылдаа хөй – «У льстеца слов много, у лентяя – отговорок [не делать] много». Чтобы дети не замечали и не говорили про других людей плохое: Бодунуң бажында теве көрбес, эжиниң бажында тевене көөр – «На чужой голове иголку заметит, на своей – верблюда не заметит».
Поведение и слова человека должны были быть взвешенными, вдумчивыми и ровными, продуманными на перспективу: Аспас дизе хая көрүн, алдавас дизе айтырып чор – «Оборачивайся, чтобы не заблудиться, спрашивай, чтобы не ошибиться» или: Даг көрбейн эдээң азынма, суг көрбейн идииң ужулба – «Не видя горы, подол не задирай, не видя воды, обувь не снимай». Последняя поговорка предостерегала от поспешных действий. Человек не должен был терять бдительности с самим собой и с другими: Бөрээ хой кадартпа, пөске от эдектеве – «Волку не давай отару пасти, [сам] в подол огонь не клади». Умению преодолевать жизненные трудности: Эргээ өөрениринден, бергээ өөрен – «[Лучше] трудностям учиcь, чем неге» и т.д.
При проступках самого ребенка, вместо наказания могли быть использованы выражения, касающиеся характера данной провинности, что действовало более эффективно. Например, упрямому или вспыльчивому ребенку говорили, что нельзя быть таким, потому что последствия его будут плачевны именно для него: Кылык ботту човадыр, даг аътты човадыр – «Гнев самого замучает [приведет к смущению], коня гора замучает [подниматься на нее]». Отсутствие гневливости должно быть искренним, а не показным: Кылыын чажырарга көстү бээр, хырнын чажырарга аштай бээр – «Скрывать гнев – увидят, скрывать голод – проголодаешься». Следует сказать, что у тувинцев поговорки могли нести многозначную функцию, например, в последней, вторая строка касалась также преодоления смущения у детей. Это обозначало, что наряду со смиренностью, человек должен быть естественным, например, не скрывать своего дискомфортного состояния, которое, при ложном смущении, может лишь усугубить ситуацию. Таким образом, шло выравнивание характера ребенка – он не должен был быть слишком зависимым от обстоятельств.
Пороком тувинцы считали также жадность. Традиционно они были не просто гостеприимными людьми, а радовались гостям. Вошедшему в юрту даже соседу, который каждый день заходил к ним, предлагали чай. Делать это должны были дочери, начиная уже с 5-6-летнего возраста. Так они приучались к женским обязанностям. Относительно скупости, жадности у тувинцев существовали, к примеру, следующие поговорки: Харам кижээ эш ырак, чоржаң аътка чер ырак – «Для жадного – друг далек, для медлительного коня – расстояние далеко». Или: Харам кижиниң караа куду – «У жадного человека взор опущен». Этот порок у детей устранялся также рассказами о том, что жадные люди после смерти рождаются существами с узким горлом, не могущими ничего съесть. Это было влиянием буддийского мировоззрения на тувинцев, и такие уроки были действенными для детей. Быть жадным для тувинцев было стыдно, хотя, как и в любом обществе, бывали исключения, однако такие люди не только осуждались, но и осмеивались.
Несмотря на общие методы воспитания, особенно при приучении детей к труду, существовало разделение труда – девочек обучали женским делам, мальчиков – мужским. Девочку обучали, например, мыть посуду, доить коз или овец, потом – шитью одежды. Умение шить, рукодельничать являлось одним из достоинств девушки. Это объяснялось тем, что девушка как будущая жена и мать, должна была все делать своими руками – шить одежду, постельные и напольные принадлежности, покрытие юрты, выделывать кожу, скручивать нить и т.д. Поскольку честь семьи для тувинцев была высокой, дочь должна была показывать себя только с хорошей стороны, чтобы о ней, и соответственно, о ее семье, не говорили плохо. Одним из женских недостатков тувинцы считали языкастость, запальчивость, т.е. в целом плохой характер. Бойкую на язык девочку, старшие люди в семье всегда старались приструнить, в том числе и рассказами о том, что запальчивые, языкастые люди после смерти попадут в ад, где им острым ножом будут отрезать язык, который тут же будет снова вырастать, и так будет длиться до бесконечности. Как и в любом обществе, у тувинцев не любили сплетниц, поэтому дочерей удерживали и от этого порока: Узун дыл башка ораажыр, узун эдек бутка ораажыр – «Длинный язык вокруг головы обовьется, длинный подол вокруг ноги обовьется». В целом по поводу женского характера, в частности, запальчивости существовала такая поговорка: Херээжен кижиниң аксы-ла чыдывас болза, ыыттавазы эки – «Лучше молчуньей быть, лишь бы во рту [от молчания]не запахло».
Женщина должна была быть также гостеприимной и приветливой. О женской скупости существовала, к примеру, такая пословица: Калбак кезек от чуду, харам кадай өг чуду – «Плоское полено – для очага мусор [гасит его], жадная хозяйка – хозяйству мусор [позорит его]». Поэтому будущую хозяйку родители учили быть приветливой и хлебосольной.
Достоинством девушки считалось умение уважать мужа и его родителей. Кроме того, она должна была почитать также их домашний очаг. В противном случае, после смерти она могла попасть в ад, о чем говорили буддийские истории о причинах попадания туда. Это были, в частности, истории об ученике Будды Маудгальяяне, в одной из монгольских – перерождении Зеленой Тары – Наран Гэрэл, которые посетили различные подземные миры, и встретили там множество страдающих существ, бывших при жизни нерадивыми женами. С распространением буддизма эти истории, как и в тибето-монгольских обществах начали распространяться и в тувинской среде, однако, к сожалению, не столь широко и глубоко, поскольку они несли в себе не только воспитательное, но и глубоко философское содержание. Эти знания и правила поведения особенно укоренились у тибетцев, монголов, китайцев, японцев и т.д., и в этих обществах, несмотря на процессы урбанизации, женщины до сегодняшнего дня в семье занимают подчиненное положение, отнюдь не унижающее ее человеческое достоинство, а наоборот, подчеркивающее ее женское начало. Это является свидетельством не только их глубоких семейных традиций, устойчиво поддерживающихся и сохраняющихся на протяжении многих столетий, но и одним из инструментов сохранения гармонии не только в отдельной семье, но и обществе в целом.
Раньше при выборе невестки для своего сына тувинцы учитывали все вышеперечисленные добрые качества у девушки. При наличии у нее настоящей скромности, работоспособности, красота не имела никакого значения: Чаражынга шай хайындырып ижер эвес, чажынга аът өртээр эвес – «На красоте [ее] чая не сваришь, на косе [ее] коня не привяжешь».
Что касается воспитания мальчиков, то в нем тоже имелись свои особенности. Мальчиков соответственно обучали мужским занятиям – для начала трех-четырехлетних детей учили садиться верхом на лошадей, поскольку жизнь мужчины-кочевника невозможно представить без коня. Семи-восьмилетние мальчики были уже достаточно опытными пастухами мелкого рогатого скота. Постепенно отцы брали их на более сложные формы выпаса скота, к примеру, табуна, на охоту, на обработку или орошение полей, на постройку хозяйственных построек, на заготовку дров и т.д. Таким образом, родители не только на словах, а на живом примере обучали детей труду. Любую работу надо было выполнять не только быстро, но и качественно: Эки дарган эргээн какпас, уран кыс удазынга ораашпас – «Хороший кузнец по пальцу [своему] не ударит, умелица в нитке не запутается». Спешка может привести к курьезной ситуации: Далашкан күске сүтке дүжер – «Спешащая мышь в молоко угодит».
Одним из самых главных недостатков мужчины также считалась лень, поскольку при кочевом образе жизни именно от его работоспособности зависело благополучие семьи. Как было выше сказано, мальчиков уже с 4-5-летнего возраста учили ездить верхом, пасти мелкий рогатый скот. Однако при выполнении ежедневных работ, таких как рубка дров, очистка загона для скота, ходьба за водой и пр., мальчики могли проявлять пассивность, нежелание это делать. Родители в этом случае также использовали пословицы и поговорки относительно плохих последствий лени, например: Биче чалгаа улуг чалгаага чедер – «Маленькая лень к большой лени приведет» или: Чалгаа кижи бажым дээр, чазый кижи суксадым дээр – «Ленивый на боль головную жалуется, обжора – на жажду». Хотя эти выражения касались всех, однако чаще всего их использовали при проявлении лени именно у мальчиков. Причину бедности хозяйства тувинцы в основном видели в лени хозяина. Про такого мужчину могло быть сказано, к примеру, такое: Аргажок чалгаа чүве – «Ленивое [существо], до невозможности». В этом «существо» для тувинского слуха слышался оттенок пренебрежения – не просто «ленивый человек», а презрительное – «нечто ленивое».
Мужчине подобало также быть сдержанным в поведении, ответственным за свои поступки, в целом надежным человеком. Такое выражение как: Улугну улуг, бичени биче деп билир кижи – «Знающий, кто есть стар, кто есть млад», относилось именно к мужчине и обозначало, что человек адекватен, ровен с окружающими людьми, честен, уравновешен и т.д. Такому качеству как надежность мужчины, тувинцы придавали большое значение, и следующие поговорки родители обычно говорили своим сыновьям, чтобы взрастить в них это чувство: Эжишкилер найыралы эртине дагны тургузар – «Дружба друзей может драгоценную гору возвести» или: Эртине шыгжаарындан, эдержириниң эви херек – «Чем драгоценность [в пазухе] держать, лучше узы дружбы крепить».
Мальчиков учили также не быть дурными, не хвалиться физической силой, не быть пустословами: Хөөрем чорук көвүк ышкаш – «Бахвальство – что пена» или: Туразы улуг, дурту кыска – «Чванства – много, росту – мало», Күштүг мен дээш, хөрээң чайба – «Не не выпячивайгрудь, что силен» и т.д.Про мужчин, поведение которых не соответствовало, например, их возрасту говорили: Эр угааны чок – «Не имеющий мужского ума». О том, есть у человека такой ум или нет, начинали судить уже с подросткового возраста. Мужчина, удостоенный такой нелестной характеристики, как отсутствие мужского ума, естественно, не был примером для мальчиков, и родители могли привести его в качестве отрицательного примера, на кого нельзя быть похожим. Говоря о мужском воспитании, следует сказать, что у тувинцев, как впрочем, и во всех традиционных обществах, слово отца в семье было весомым, как правило, достаточно было лишь одного его слова.
Что касается алкоголя, то традиционно его употребляли люди, достигшие 40 и старше лет, и то только летом, поскольку молочную водку выгоняли в это время года, поэтому проблемы, связанной с алкоголизмом, в целом, не существовало. Однако даже такое малое время пития показывало негативные последствия, проявлявшиеся, например, в дурном поведении людей, поэтому у тувинцев появились следующие представления и поговорки: Арага – аза сартыы – «Алкоголь – угощение черта» или Араганың бажынга чам үнер – «На поверхности алкоголя [только] мусор проявится».
Все эти методы воспитания касались поведения детей и подростков в семье и обществе. Однако тувинцы должны были придерживаться определенных правил, находясь и на природе, поскольку большую часть своей жизни, как кочевники, особенно мужчины, проводили в естественной природной среде. Одним из первых уроков бережного отношения к природе для маленьких детей был запрет без надобности рвать растительность. Говорилось, что, сорвав, к примеру, цветок подорожника можно вызвать непогоду, дождь. Затем объясняли, что нельзя без надобности ломать ветки деревьев, рубить дерево. Детям также объясняли, что нельзя, например, загрязнять источник воды, реку, вообще воду. Бережно надо было относиться и к живой природе. Так, детям запрещалось трогать птичьи гнезда, говоря, что если дотронуться до птенцов, то мать, учуяв запах человека, уже не вернется к ним. Запрещалось также рыть норки животных. Этими наставлениями тувинцы взращивали в детях чувство сострадания, жалости к живым существам. Нельзя было небрежно обращаться и с некоторыми неодушевленными предметами. Так, детям запрещалось трогать белый камень, говоря, что если играть с ним, то у матери могут заболеть груди и.д. Такого рода разговоры были самыми первыми уроками общения с природой маленьких детей. Следует сказать, что это были не единичные случаи, а общепринятые в тувинском обществе правила приучения детей к живой природе и этикету поведения в естественной среде. Подрастая, дети учились и более сложным понятиям.
Сохранять естественную среду тувинцы должны были еще и потому, что жизнь их напрямую зависела от природы. Все ее явления – дождь, снег, ветер, рост трав, засуха и пр. влияли на их жизнь, поэтому она была живой –все ее значимые объекты – горные перевалы, горы, тайга, водные источники имели своих хозяев, которых люди должны были не просто уважать, но и уважить, оказав то или иное внимание. Например, при пересечении местности, это могло быть небольшим подношением, к примеру, хозяину перевала или реки. В качестве дара обычно привязывали ленточки или небольшие кусочки ткани – чалама на дерево или шест на сакральном возвышении оваа и т.д. Это могло быть окроплением реки молоком или оставлением на уважаемом месте кусочков сыра, творога или мяса. Существовали и специальные обряды умилостивления хозяев – оваа дагыыры – «поклонение оваа», суг бажы дагыыры – «поклонение источнику воды», тайга дагыыры – «поклонение тайге», буга бажы дагыыры – «поклонение началу оросительного канала» и т.д. Дети присутствовали и наблюдали эти обряды с самого раннего детства, причем не просто смотрели, но и слушали, о чем говорят взрослые люди, глубоко впитывая в себя эти сакральные знания. При проведении оваа дагыыры мальчики и девочки учились также тому, что и на природе необходимо соблюдать мужское и женское поведение. Так, при данном обряде, во-первых, женщины и мужчины садились по разные стороны от оваа, во-вторых, если сооружение находилось на возвышенном месте, то женщинам запрещалось на него подниматься. Это исходило из представления, что женщины, как могущие осквернить своим запахом святые места (из-за менструальной крови, такое представление существовало практически у всех народов мира), должны были соблюдать ряд определенных ограничений. По этой причине, чтобы не загрязнить и не разгневать духа воды, тувинские женщины не должны были также полностью погружаться в реку.
Тувинские мужчины, в сравнении с женщинами, больше находились на природе, и правил, которые они должны были соблюдать, возможно, было еще больше. Так, при рубке дерева необходимо было перед ним объясниться, что надобность (например, чтобы построить загон или детали юрты) заставляет человека это сделать, при этом проговаривалось, что дерево обязательно снова вырастет, например:
Чок болуп читпес сен, Не исчезнешь навсегда,
Чочагайың үнүп кээр. Вырастут твои почки.
Будучи на охоте, также объяснялись перед хозяином тайги, что не желание обогатиться, а всего лишь, чтобы прокормить семью пришел он в тайгу и т.д. Находясь в тайге нельзя было, например, стрелять в оленя, рога у которого имели 12 и более ответвлений или имеющего их нечетное количество. Считалось, что в таком облике мог проявиться хозяин тайги. По этой же причине, нельзя было стрелять в животное альбиноса. Категорически запрещалось убивать любую самку, ожидающей или имеющей детеныша. Мужчинам нельзя было убивать также птиц. Азы такого мужского поведения мальчики не просто видели, им объясняли, зачем и почему так делается. Эти правила прививались тувинцу с раннего детства, поэтому природа Тувы до середины XX в. сохранялась в первозданном виде.
Говоря о традиционных тувинцах, следует сказать, что в целом они были спокойного характера и поведения. Это проявлялось в общении с людьми – соседями, ближними и дальними родственниками, невестками, зятьями, сватами и т.д. В тувинском обществе, как правило, не стояло проблемы взаимоотношений, например, зятя с тещей или невестки со свекровью, между сватами. Для зятя, например, теща и тесть, а для невестки свекор и свекровь были одними из самых уважаемых людей, перечить которым было нельзя. Это было установившимся правилом. Отношения же сватов между собой были не просто вежливыми, а учтивыми. Со всеми человек старался придерживаться ровного, теплого отношения, однако с людьми старше себя и сватами он принимал не просто уважительный, а учтивый тон. Для тувинца, например, было стыдно поругаться со своими соседями, тещей или свекровью и тем более, сватами. Такого практически и не было. Если и возникала какая-нибудь проблема, например, в семье детей, то ее разрешали в очень мягкой форме, не обостряя противоречий. Естественно, бывали и исключения из правил, когда кто-либо из соседей, невесток или сватов вел себя запальчиво, и именно по причине того, что такие случаи бывали редкими и нехарактерными для тувинцев, они запоминались и передавались, как отрицательный пример.
Таким образом, традиционное воспитание детей у тувинцев основывалось на двух аспектах: во-первых, мировоззренческом – познании и гармоничном сосуществовании с окружающей природой, т.е. в воспитании экологического сознания, во-вторых, в социализации ребенка – обучении ребенка правильно ощущать и таким образом вести себя в обществе людей.
Следует отметить, что у тувинцев воспитание зиждилось в основном на жизненном опыте и обычном праве, тогда как у монголов, к примеру, оно сочеталось с узаконенными, и достаточно жесткими правилами. Правила поведения в семье или взаимоотношения между людьми разного сословия и ранга, были прописаны, например, в «Ясе» Чингис-хана или в «Их Цааз» (Великом Уложении) или в дословном переводе на тувинский язык – «Дээди Шаажы». В данном документе, принятом в 1640 г. на сборе буддийских служителей культа и монгольских князей, были прописаны не только правила поведения людей, но и меры наказания за те или иные проступки, в том числе и семейного характера. Позднее, правила поведения, как в монгольском, так и тувинском обществах были прописаны в маньчжурском «Уложении палаты внешних сношений». У тувинцев, к сожалению, в отличие от монголов, китайцев или тибетцев, воспитание, в силу исторических причин – отсутствия собственного государства, и по этой причине, собственных правил, не было прописано и не узаконено. Поскольку Тува входила в различные тюркские, монгольские государственные образования, а позже – в состав Цинской империи, однако оставалась на их периферии, законы, в том числе правила поведения, а также наказания в случае их нарушения, доходили до тувинцев либо в отрывочном состоянии, либо не доходили вовсе. У этносов, имевших собственную государственность, правила поведения закреплялись в законодательной форме, что укрепляло не только семейные, общественные и государственные устои, но и накладывало отпечаток на их историческую память, что позволяет этим народам в целом и по сей день в семье сохранять традиционные устои.
Что касается воспитания в современной тувинской семье, то, к сожалению, старые традиции утеряны. Возможно, именно по этой причине, в Туве много брошенных детей, детей-сирот и, в целом, высок уровень преступности. Изменить данную ситуацию, на наш взгляд, можно не только восстановлением традиционных знаний, но и закреплением правил поведения в форме обычного права. Для выработки единой системы поведенческого этикета у современных тувинцев, необходимы усилия людей разных специальностей с широким привлечением средств массовой информации, и возможно, государственных структур.
С.Ч.Донгак к.и.н., зав. сектором этнографии ТИГПИ
Использованная литература:
Тыва үлегер домактар, чечен сөстер. Тувинские пословицы и поговорки. – Кызыл: Тувинское книжное издательство, 1966. – 175 с.